Директор Национального академического драматического театра имени Якуба Коласа заслуженный артист Беларуси Григорий Шатько отмечает юбилей. Присоединяясь к поздравлениям с 50-летием, мы решили поговорить с юбиляром о жизни и театре, которому он служит уже 25 лет.

– Обычно в театре юбилей связывают с бенефисом. Он у тебя будет?
– Может быть не бенефис, а хорошая роль в спектакле. Уже соскучился, хочется выйти на сцену. Это будет хороший повод собрать друзей, знакомых, поклонников театра. Наверное, так и будет, только чуть позже – осенью.
– Как вообще относишься к круглым датам, юбилеям?
– Я уважаю традиции, нет ничего плохого в праздновании юбилеев, они только объединяют, сплачивают коллектив. Актеру в подарок нужна только роль. Мы по большому счету поощряем своих людей интересной работой, и они этому рады. В театре ведь не так, как в других местах.
– Как Григорий Шатько стал артистом?
– Наверное, что-то было в душе. Я родился и жил в деревне, и о театре даже не думал. Но однажды попал на конкурс чтецов и занял второе место в республике. И как-то заразился сценой. После окончания школы поехал в Минск поступать в театрально-художественный институт, главным образом потому, что там раньше начинались экзамены. Во время собеседования Александр Иванович Бутаков (замечательный педагог, выпустивший не одно поколение артистов, к сожалению, в этом году ушедший из жизни), который набирал курс, спросил, люблю ли я театр. А я искренне ответил: «Не знаю, люблю или нет, потому что я в театре еще не был». На следующий вопрос: почему все же решил пойти в актеры, тоже честно признался, что если провалюсь в «театралку», будет шанс поступить в другой вуз. Бутаков страшно разозлился, меня не взяли. Я благополучно поступил в Белорусский университет на филфак. Потом перевелся на вечернее отделение, работал в комсомоле, отслужил в армии. Спустя четыре года опять пришел в театральный институт, и снова курс набирал Бутаков. Он меня узнал, сказал, что берет к себе.
– А откуда ты родом?
– Из Ракова, есть такое местечко под Минском. Там, кстати, недалеко от хутора моего деда снимал дачу Якуб Колас. Классик захаживал к деду на пасеку. (Будучи с театром в США, я познакомился с внучатым племянником народного поэта). Родители были учителями, семья сельских интеллигентов.
– Я помню, когда ты и другие выпускники театрального вуза пришли в Коласовский театр: с большими творческими амбициями, желанием покорить сцену. Надежды оправдались или молодой задор быстро угас, пришло разочарование?
– Пришло не разочарование, не очарование, а понимание театра и актерской профессии. Что это серьезная работа. Нужно лет двадцать-тридцать поиграть на сцене, чтобы доказать, что ты артист. Конечно, необходимо и везение. Чтобы тебя увидел режиссер, дал хорошую роль. Бывают случаи, что артист всю жизнь играет только в массовках или в маленьких эпизодах. В театре, как это ни грустно, больше горького опыта, несостоявшихся личностей, людей, не удовлетворивших свои творческие потребности.
– Но к тебе, думаю, это не относится. Театралы знают, что Григорий Шатько в свое время был востребованным артистом…
– Мне в некоторой степени повезло. Я сразу попал в два спектакля, где получил большие роли: в водевиле «Ах, какой пассаж!» и в спектакле на малой сцене «Плюшевая обезьянка». Это была хорошая школа для начинающего артиста. Хотя в театр я пришел взрослым, более-менее самостоятельным человеком. Успел и поработать, и армию отслужить. И семья уже была. Потом умудрялся параллельно коммерцией заниматься, кооператив создал, был даже директором магазина. Хватало времени на все.
– Как решился стать директором театра?
– Я не собирался становиться директором, меня устраивало мое положение в театре, хотя, конечно же, были всякого рода творческие проблемы. Тогда, в лихие девяностые, и страшно было идти на руководящую должность, особенно после гибели тогдашнего директора театра.
– Что же тебя убедило?
– Мне просто назвали кандидатуры и сказали, если не соглашусь, то кто-то из этого списка возглавит театр. Что тогда с ним будет? Я согласился. Сказал, что попробую, и пробы уже длятся 12 лет.
– За эти годы директор убил в тебе актера?
– Нет, я живой артист. Не стал чиновником, и этим горжусь. Наоборот, актерство помогает мне быть директором. Порой шучу: если я Сталина сыграл, могу теперь и руководить.
– На сцену хочется?
– Хочется, но тяжело играть большую роль. Это требует времени и напряжения. Я не могу постоянно находиться на репетициях, для этого надо бросать все хозяйственные дела. А их накапливается каждый день уйма. Поэтому выхожу на сцену в небольших эпизодах. Если удастся в этом году сыграть серьезную роль, буду счастлив. Мне уже артисты говорят: пора вернуться к творчеству. И правда, ведь в истории театра остаются творческие дела, а не потуги в хозяйственной деятельности.
– Но все же театр – большой хозяйственный механизм. Какие в нем слабые звенья?
– Таких уж больших проблем нет. Министерство культуры (а у Коласовского театра республиканское подчинение) достаточно средств выделяет на ремонт. Конечно, хотелось бы, чтобы все было современно и на уровне, но я думаю, что после завершения реконструкции столичных театров дойдет дело и до нашего.
– У театра, образно говоря, две головы. Одна – директор, другая – худрук. Тебе удается находить общий язык с художественным руководителем?
– Мое убеждение: сейчас театр становится больше директорский, чем режиссерский. Тем более когда он один в городе, и надо быть одновременно и детским, и молодежным. Нужны и комедия, и классика, и современная драматургия. Худрук больше заботится о качестве постановок, художественном уровне. А директора еще волнует, как спектакли будут продаваться. Пока я могу сказать, что театр востребован. Несмотря на то, что мы играем только на белорусском языке, спектакли с успехом идут в России, Украине, других странах.
– В последнее время коллектив чаще стал выезжать на фестивали, гастроли. За международные культурные связи театра ты даже был отмечен специальной премией Президента Республики Беларусь…
– Если прежде мы ездили небольшим коллективом по дальнему зарубежью, даже в Нью-Йорке играли, то в последнее время проходят полноценные гастроли в Санкт-Петербурге, Львове, Одессе. Мы освоили новую систему менеджмента, которая позволяет провести безубыточные гастроли.
– Есть ли у театра возможность приглашать самых востребованных режиссеров, ставить дорогостоящие спектакли?
– Приглашать именитых режиссеров мы не можем из-за сумм их гонораров, которые достигают порой 30 тысяч долларов. Но кое-что нам удается. Сейчас с театром работает известный петербургский художник Андрей Пронин. Мое мнение: надо искать как интересную драматургию, так и постановщиков в самой Беларуси. Лучше, мне кажется, открывать имена, чем прикрываться громким именем. Кризис, конечно, тоже внес свои коррективы. Вроде выделенная сумма на постановки осталась прежней, но цены-то на все выросли. Крутимся. На четыре добротные постановки деньги дает Министерство. Плюс еще одна – государственный заказ.
– Видение театра с точки зрения артиста и директора одинаковое или разное?
– У актера, конечно же, более эмоциональный взгляд на театр. Ведь по большому счету артист отвечает за себя. Сидя же в кресле директора, нужно думать, как соединить талант конкретного артиста с планами театра, экономическим положением, задачами государства и т. д.
– Как удается в течение многих лет ладить с труппой?
– Коллектив меня понимает. У меня нет скрытых мыслей, я не злопамятный. Приятно, когда человек даже ничего не получив, уходит из кабинета в хорошем настроении. Может, мне помогает актерство, а скорее просто искренность. Я не жесткий человек и считаю: лучше профилактика, чем крайние меры.
– Приходилось ли поступать своими принципами?
– Ради дела приходилось. Например, промолчать. Иногда полагаюсь на время, которое порой все ставит на свои места. Принесет кто-то докладную. Я не даю ей ходу, а человек спустя некоторое время сообщает, что конфликт разрешился.
Самое страшное, считаю, – предательство. Не терплю обмана. Когда вижу, что человек приходит с корыстными целями, не могу смотреть ему в глаза.
– Когда ты стал начальником, больше стало друзей?
– Меньше. В этой роли не можешь позволить себе панибратских отношений. Не хочется, чтобы коллега упрекнул тебя в том, что что-то не сделал по дружбе. Поэтому руководящая должность обрекает почти на одиночество в коллективе.
– Есть запасной вариант: если не театр, то что?
– Нет.
– Можешь объяснить, что такое есть в театре, что он не отпускает, и люди готовы служить ему до последнего дыхания?
– В театре есть великий греховный соблазн. Артист может побывать в другой шкуре, залезть в душу. Это такой спиритизм. Когда тебе удается проникнуть в образ своего героя, получаешь такое наслаждение. Тебе дают возможность прожить не одну жизнь. У артиста обнаженная душа, и он верит в эту мистику. Актерство – сладкий запретный плод. Вкусив его, заражаешься театром.
– И последний вопрос, что лучше: быть директором или артистом?
– Конечно, артистом.

Татьяна Пастернак, фото Антона Степанищева, «НС».